Интервью Александра Волкова
− Александр, расскажи в двух словах о своей спортивной карьере. С чего все началось, когда, с каких видов спорта?
− Начал я с каратэ. Когда я был во втором классе, к нам в школу пришел тренер по каратэ, а в то время вся молодежь увлекалась каратэ, и я попал в секцию ашихара-каратэ.
− Ашихара-каратэ? То есть там каратэ уже сразу было с борьбой?
− Ну, борьбой это сложно назвать, но пытались, конечно, какие-то основы тренировать. В основном была именно бросковая техника. Мы выступали в разных видах – и в нокдаун-каратэ, и в киокушине, и в кудо, раньше оно называлось дайдо-джуку. Мы пытались по рукопашному бою выступать, в фулл-контакт каратэ, даже в боксе и кикбоксинге. Тренер возил нас везде выступать.
Мы занимались ашихара-каратэ, но с разными ребятами тренировались. Потом, когда мне уже было 15 лет, в 2003 году школа по каким-то причинам закрылась, и я начал искать какие-то залы, стал заниматься в разных местах. Я не очень-то разбирался в единоборствах, поэтому перепробовал все, что было.
Потом я поступил в институт, и так получилось, что попал в сборную института по каратэ, и каждый месяц стал выступать на соревнованиях. У нас было и фулл-контакт каратэ, в перчатках, с борьбой. Еще учась на первом-втором курсе, я стал попадать к тренерам по разным видам спорта, потому что они стали меня замечать. Так я попал к тренеру по боксу.
Затем я восстановил кое-какие свои связи со старыми тренерами по каратэ, стал более серьезно им заниматься, начал выступать. Я попробовал себя на турнире по панкратиону, чуть позже познакомился с Игорем Караевым, ставшим моим первым менеджером. Он меня свел с тренерами Старого Оскола, и я попал туда.
Сначала я думал, зачем мне вообще эти единоборства, потому что мне на первых сборах надавали по голове так, что мне ничего уже не хотелось. Но где-то через полтора-два месяца мне устроили мой первый поединок, и так все и пошло. Я стал выступать дальше и влился во все это.
− Ты москвич?
− Да.
− А, так ты в Старый Оскол поехал на сборы?
− Ну, да. Было достаточно тяжело, потому что тренировки были устроены так, что постоянно нужно было находиться на сборах. Две-три недели сборы, затем неделю или две ребята тренируются в нормальном режиме, потом снова сборы. То есть круглый год постоянно проходили сборы, и ребятам, которые жили в других городах, было достаточно тяжело находиться на всех сборах. Но я старался присутствовать на всех, и так проходило лето.
− Какой у тебя рост?
− Мой рост 2 метра 1 сантиметр.
− А когда ты вырос, когда был основной скачок роста?
− Ну, наверное, в школе, в 11-й классе, лет в 16.
− То есть, когда ты занимался ашихара, ты был еще более-менее обычного роста, а потом стартанул?
− Ну, мой рост был чуть выше среднего, скажем так. В школе были ребята и повыше меня.
− А в момент, когда ты начал быстро расти, были ли у тебя какие-то сложности технического свойства? Ну, тело стало совсем другим, конечности длинными, и управлять вот этим всем с точки зрения координации стало сложнее или нет? Или это прошло комфортно?
− Я честно говоря, не заметил никаких сложностей. Я не могу отметить чего-то особенного, я просто вырос и вырос.
− То есть не было такого периода, когда тебе было трудно управлять своими длинными конечностями именно координационно?
− Нет, не было. Я на себе этого не ощущал, потому что я занимался с 7-8 лет, и в плане единоборств был уже достаточно скоординированным.
− А каким было твое телосложение все эти годы?
− Да таким же, как и сейчас. Сейчас я даже немного поправился. Когда я выступал на первом турнире по панкратиону, мой рост был рост около 2-х метров, и я выступал в весе до 90 килограммов, то есть весил меньше 90 килограммов. Сейчас же я вешу 105 килограммов. В общем, можно представить, что будет, если от меня еще отнять 15 килограммов…
− В моем понимании у тебя был откровенный недовес. Ты был такой длинный и худой. Я помню, когда я тебя увидел первый раз в Ледовом на взвешивании перед боем с Ибрагимом Магомедовым, я был в шоке, когда вас поставили рядом. Я недоумевал, почему не нашли нормального «тяжа», а поставили на бой такого дрища, прошу прощения за такую лексику. Причем, у тебя еще было достаточно детское лицо, и шея совсем не мощная. Я думал, блин, что творят? Это же будет убийство. И насколько был приятный сюрприз, когда у тебя так хорошо сложился бой. Тогда я обратил на тебя внимание. Причем, больше всего меня впечатлила твоя психологическая устойчивость. Мне показалось, что ты был спокоен и абсолютно невозмутим в бою, вне зависимости от того, что происходило. Вот хотелось бы поговорить с тобой на эту тему. Это кажется, или у тебя действительно такой характер, что ты спокоен и уравновешен в процессе поединка?
− Ну, это действительно так. Тогда, до этого боя с Ибрагимом Магомедовым, я еще очень сильно похудел, потому что буквально за неделю до боя только восстановился от болезни. Я очень тяжело болел, температура была 39 градусов. Когда я только переболел, мне позвонили и спросили: «Хочешь подраться?» Я сначала, конечно, закипешевал немного, думаю, ни фига себе, для меня это такой резкий старт от рейтинговых боев к серьезному бою. Но я все-таки согласился, потому что подумал, что какая, в принципе, разница, от кого получать. В конце концов, все равно на ринге придется отхватить.
Ну, я согласился и к этому бою подошел серьезно. Я посмотрел поединки Ибрагима Магомедова, изучил, что он может сделать. Конечно, я думал, что мне будет тяжело с ним справиться, потому что он достаточно крепкий физически и сильно бьет, но он меня во время поединка ничем не удивил. Ничего такого, чего я от него не ожидал, он не сделал, и в каждый момент боя я знал, что может последовать дальше.
Психологически я не растерялся, я был собран, потому что я знал, чего от него можно ждать. Зачастую это очень помогает мне в боях. Если я изучил своего оппонента, я себя чувствую достаточно комфортно. Но это не значит, что я тупо жду только того, что он обычно делает. Я всегда стараюсь понять, что может человек с его физическими данными, манерой поединка, техническим оснащением сделать во время боя.
На тренировках я пытаюсь отработать с достаточно похожими спарринг-партнерами даже то, что мой будущий оппонент не делал до этого, но может сделать в определенной ситуации. Это такой момент подготовки, чтобы мой соперник меня не очень удивлял во время боя. Например, если у него руки определенной длины, то на дальнюю дистанцию он не ударит. Или, скажем, разучить удары ногами за месяц или за два до боя на хорошем уровне достаточно тяжело, если человек никогда ногами не бил, и видно, что они не поднимаются у него высоко.
Изучая оппонента, изучая, что он может делать, и уже подстраиваясь под это, я разрабатываю свою тактику, чтобы ему было неудобно с его данными что-то против меня делать. Я достаточно неудобный для оппонентов противник, и я стараюсь это использовать. То есть я задаю такую манеру работы, чтобы было неудобно моим соперникам, и на этом неудобстве у меня получается побеждать.
− У тебя от природы устойчивая психика, или ты каким-то образом готовишь себя к тому, чтобы не нервничать? Есть люди, которые очень сильно мандражируют перед соревнованиями и в процессе поединка нервничают.
− Я считаю, что только дурак не боится. Многие говорят, что не испытывают чувство страха, особенно американские бойцы, но все-таки волнение перед поединком всегда есть, и я не могу этого отрицать. Но когда я выхожу в ринг или в клетку, эмоции каким-то образом уходят, и их уже нет.
− Ты специально работаешь над этим?
− Специально над этим я никогда не работал, но, когда уже начинают вызывать, когда выходишь на бой, эмоции у меня отключаются.
− Это у тебя с детства, или во взрослом возрасте такая черта появилась?
− Ну, сложно сказать. Наверное, мне подходит как бы такой формат шоу. Я себя чувствую достаточно спокойно в такой обстановке. На любительских соревнованиях я себя чувствую более дискомфортно. Я много выступал по любителям, но, выходя, я всегда испытываю некоторый дискомфорт. Здесь такого нет.
Специально я в себе это не развивал. Я могу сказать на примере ребят, что многие, конечно, волнуются, многие очень переживают перед поединками, несколько раз все прогоняют у себя в голове. У меня же такого нет, и искусственно волнение перед поединком я никогда в себе не создавал. Скажем так, я просто об этом не задумывался, и как-то все происходило по накатанной дорожке, так, как и должно быть. Вот и все.
− Понятно. Ну, значит, это у тебя в какой-то степени природная такая способность?
− Да, наверное. Для меня значимость боя, наверное, одна из самых важных вещей. Допустим, перед последними поединками в Штатах я себя подстегивал именно тем, что я представляю Россию, что поединок будут показывать в прямом эфире по России-2. И меня подстегивало то, что много людей будет болеть за меня. То есть каждый раз есть какие-то мотивации, которые позволяют волнение перевести, скажем так, в какой-то драйв. И адреналин выделяется не для того, чтобы сделать хуже человеку, а чтобы обострить все его ощущения, чтобы он на все реагировал более остро, быстрее воспринимал ситуацию.
− Чтобы он стал более боеспособным?
− Да. Поэтому я это волнение, этот адреналин стараюсь переводить в полезное для меня русло.
− Какое у тебя образование?
− Высшее техническое. Я окончил МГТУ имени Баумана.
− А кто ты по специальности?
− Инженер, специальность «Динамика полета и управление летательными аппаратами».
− Ага, понятно. Ракетчик.
− Да. Ракеты, спутники.
− Вот, значит, откуда у тебя этот аналитический склад ума, изучение соперников и все остальное. Именно технари, как правило, этим отличаются. Говорят, что не боятся только дураки. А человеку с высокоразвитым интеллектом, а таким ты мне всегда казался, наверное, не бояться сложнее. Потому что, чем человек умнее, тем лучше он видит и просчитывает, в том числе, и вероятные риски и угрозы, и поэтому не нервничать сложно. Тебе это удается, что очень интересно.
− Ну, да, в принципе, я понимаю, что может случиться, поэтому я так немножко подссыкаю (смеется).
− Но все равно ты здорово с этим справляешься. И одна из таких важных твоих черт, на которую я сразу обратил внимание, это удивительное хладнокровие и спокойствие в поединке, даже в сложных ситуациях.
− Я не борюсь с волнением, я просто от всего абстрагируюсь. Само собой все складывается.
− Да, повезло тебе с этим.
− У меня бывают какие-то ситуации, когда я сильно нервничаю из-за чего-то, но относительно боев такого нет. Если все происходит поэтапно, как и должно быть, тогда я спокоен. В принципе, все это относительно, на самом деле любого человека, наверное, можно из себя вывести, даже самого спокойного.
− Ты суеверный человек?
− Нет, я не суеверный. Я верующий, верю в Господа. Я как бы верю в некоторые привычки, но не в суеверия.
− А есть ли у тебя какие-нибудь счастливые приметы перед боем, например, «надо сделать так и так, тогда все сложится хорошо»?
− Ну, у меня привычка – я начинаю тейпировать и надевать сначала левую перчатку. Правда, бывало, что я надевал сначала и правую, и у меня все нормально складывалось. Скорее, это не суеверие, это больше, наверное, такая привычка. То есть для меня комфортнее, если я начинаю с левой руки. У меня это пошло с самого-самого детства, лет с 13-ти, когда мы по боксу дрались. Кто-то мне сказал, что надо с левой руки надевать, я начал так делать, и у меня это вошло в привычку.
− О’кей. Теперь хотелось бы поговорить на совсем другую тему – о «физике». Ты визуально, даже в том же самом бою, производил впечатление достаточно щуплого парня, при этом в процессе боя было очевидно, что дефицита физической силы у тебя нет, потому что реально оппонент ломать тебя не мог, вот именно физически доминировать. Ты вообще от природы сильный парень? Ну, с точки зрения связок, сухожилий.
− Жилистый, жилистый (смеется).
− Есть такое, да?
− Ну, мне сложно об этом говорить. Я не могу сказать, что я с самого начала был склонен к спорту, потому что у меня бронхиальная астма с самого детства была, аллергия на все виды домашних животных, каких только можно придумать. И со спиной у меня были всякие там сколиозы, и прочее. Поэтому я не могу сказать, что я весь прямо такой от природы спортивный и физически развитый.
− А врачи не стремились тебя освободить от физкультуры?
− Да, врачи освобождали. Почему я попал в каратэ, когда поступил в институт? К тому времени я уже хотел закончить заниматься единоборствами и хотел заниматься просто для себя легкой атлетикой – бегать, чем-то еще заниматься. А мне выдали справку в поликлинике о том, что я могу заниматься только в подготовительной группе, группе здоровья, и что я не могу заниматься полноценно. И мне пришлось немножко схитрить.
Меня никуда не принимали – ни на футбол, ни еще куда-либо, где я хотел заниматься, и мне пришлось пойти и заниматься тем, что я умею. Я в течение месяца не приносил тренеру медицинскую карточку. Я говорил ему: «Все нормально, я принесу карточку, просто я забываю ее принести». А он меня уже вписал в сборную команду, уже расписал на соревнования, потому что видел, что у меня неплохо получается. А потом, когда я принес ему карточку, он уже не мог от меня отказаться, и я числился не в основной, а в подготовительной группе.
− Понятно, эдакий «немощный» чемпион, получается)) Забавно. А когда ты боролся со сверстниками, ты ощущал, что ты крепкий парень, или у тебя был дефицит физической силы?
− Ну, в раннем детстве, скорее, нет. В любом случае, занятия спортом с 7-8-ми лет любого человека сделают крепким. Со временем, уже к 9-му классу школы, естественно, я себя уже ощущал достаточно физически крепким. А в отношении физической силы, не знаю, мне сложно сказать.
Когда я попал в Штаты, поработал там в залах с разными людьми, выступал на соревнованиях, я почему-то думал, что у меня теоретически должен быть недостаток силы, потому что ребята там очень фактурные и выглядят очень большими. Но этого не было, и для меня это было удивительно.
Наверное, так было потому, что в каратэ у нас были большие тренировочные нагрузки, и мои мышцы настроились на долгую выносливую работу. Я пытался набирать вес с помощью «железа», пытался качаться, как качаются бодибилдеры и люди, которые наращивают себе массу тела, но у меня масса очень-очень тяжело прибавлялась, и сила тяжело прибавлялась таким способом. Она стала больше прибавляться, когда я начал делать большее количество повторений при меньших весах. Может быть, мои мышцы так устроены, что они рассчитаны именно на долгую работу, и они долгое время могут сохранять физическую силу.
Получается, что в начале поединка я испытываю некоторый дискомфорт, и если мой оппонент в первые минуты работает в полную силу, он может быть сильнее меня физически, но по прошествии, скажем, второго раунда, когда он устает, я чувствую себя намного лучше его. Поединок достаточно долгий, и здесь надо рассчитывать силы свои. Если брать как бы среднюю составляющую, то я себя чувствую физически очень хорошо, но в отдельные моменты боя, когда оппонент свежий, мне с ним бывает тяжело драться.
− Понятно. Значит, с «железом» работаешь все-таки?
− Конечно, конечно.
− Ты работаешь в формате каких-то силовых упражнений в определенном режиме, или именно в кроссфите, как это сейчас модно?
− Я обязательно делаю и то, и то. И классические вещи, и кроссфит.
− Лежа жмешь?
− Да, я жму лежа.
− А приседаешь, тянешь, вот эти вещи делаешь?
− Ну, с приседом меньше из-за моего роста. Я делаю тягу, но более короткую, не от пола.
− С плинтов?
− Да.
− Понятно. Значит, и «железо» используешь, и классические вещи, и кроссфит. То есть все-таки подкачиваешся.
− Да. Но, ноги больше не приседом качаю.
− Жим лежа, ногами?
− Жим делаю, на тренажерах для разгибания и сгибания, чтобы тренировались именно те мышцы, которые нужны для удара. Еще делаю жим лежа для прямого удара, на разгибание для боковых ударов, отдельно эти мышцы прокачиваю. Ну, и отдельно спину качаю. А присед делаю в меньшей степени.
− Я понял. Высокому сложно. Подтягиваешься?
− Подтягиваюсь, но в нормальном режиме, по 15 раз, несколько подходов делаю.
− То есть ты со своими рычагами 15 раз подтягиваешься. Очень прилично, на самом деле, для твоего веса и роста. А какие режимы в процессе выполнения этих движений? Ты быстро эти движения выполняешь, или контролируемо, медленно?
− Обычно, не быстро и не медленно. И не медленная прокачка, и не рывками делаю, а в обычном режиме подтягиваюсь.
− Скажи, пожалуйста, делаешь ли ты какие-нибудь специальные упражнения, для того чтобы увеличить силу удара?
− Ну, в основном это прокачка мышц кистей, чтобы кулак достаточно крепко входил в цель. Использую эспандеры, делаю упражнения с грифами, с гантелями для кисти, и еще отрабатываю начальный импульс удара, который начинается от ноги.
− А для удара ногами есть какие-нибудь специальные упражнения?
− Да, на разгибание и сгибание мышц. Для ударов ногами, чтобы был достаточно жесткий удар ногой, очень важно уметь ударить в точку. Не знаю, насколько будет сильнее, если бить по мешку, но если акцентировать удар в точку, в один импульс, он будет в некоторой степени лучше воздействовать на мышцы. Будет более жесткая работа по тому месту, куда он наносится, поэтому над этим тоже работаю, чтобы удары были контролируемые, и можно было бы ударить в то место, в ту точку, куда ты хочешь.
Ну, и плюс, конечно, очень важен для удара ногой начальный импульс, старт удара. И здесь, я думаю, важен спринтерский бег на короткие дистанции, до 100 метров. Короткие забеги, начиная от 10 метров, на разные дистанции. Это дает импульс именно для удара ногой.
Все люди по-разному бьют ногами. Как, например, бью я? Я стартую именно икрой, стопой, импульс у меня начинается отсюда, и поэтому очень важны такие короткие резкие взрывы, и для начального импульса удара они тоже помогают.
− Ты ногу в конце закрепощаешь, напрягаешь, или расслабленно бьешь, как плетью?
− Ну, как и кулак фиксируется, сжимается, так же и ногу нужно на одну секунду как бы заморозить, чтобы мышцы напряглись.
− Понятно. Удары тебе нравятся больше хлесткие, то есть выбрасываешь расслабленную руку и только в конце ее сжимаешь, или ты сблокированной рукой, в определенном положении жесткой конструкцией бьешь?
− Разные ситуации бывают в бою, и разные удары применяются. К примеру, в смешанных единоборствах проводится намного больше ударов на дальние дистанции, чем в боксерском клинче. Поэтому я считаю, что для каждой ситуации нужны свои удары. У меня нет такого, чтобы я любил бить какими-то определенными ударами.
Конечно, максимально большой процент – это работа именно на дистанции, когда руки более расслабленные, но при этом касание фиксируется, удар фиксируется. В такие дальние удары больше включаются плечи, то есть рука остается в одном положении, и больше наносится удар с плеча.
У меня часто спрашивают о моем коронном ударе или любимой технике, но мне сложно их выделить. Я считаю, что боец должен уметь выполнять и любить все удары и техники одинаково. То есть все должно быть своевременно. Конечно, что-то получается лучше, к чему ты предрасположен, что-то получается хуже, но я считаю, что нужно становиться специалистом во всем.
− Ты больше работаешь руками или ногами в «ударке»?
− Ну, опять же, это зависит от ситуации. С некоторыми оппонентами ногами вообще бить не нужно, с некоторыми, наоборот, нужно увеличить количество ударов ногами, потому что они плохо защищаются и начинают теряться от ударов ногами. Иногда нужно бить ногами, но своевременно, потому что они ждут удар ногой и могут сразу ногу забрать. Ну, то есть в разных ситуациях по-разному.
Ударом ногами я, в принципе, владею свободно, они меня не закрепощают. Я ноги контролирую так же, как и руки, и могу в любой момент ударить и ногой, и рукой, поэтому, если надо работать с ногами, я буду работать с ногами, если надо будет работать больше руками, то я буду переключаться больше на руки.
− Да, понятно. Как ты считаешь, в боевой подготовке бойца важно обладание сильным ударом? Насколько умение очень сильно ударить, так сказать, быть панчером влияет на то, как происходит поединок?
− Ну, конечно, от этого во многом зависит рисунок боя. То есть, скажем, кто-то владеет сильным ударом, он будет пытаться попасть, выберет момент и нокаутирует. Либо, если боец владеет сильным ударом в такой постоянной форме, и у него любой удар сильный, он будет пытаться попасть несколько раз по голове. Оппонент будет опасаться, и его защита должна быть такой, чтобы по минимуму пропускать по себе касания, чтобы в защиту вообще не попадало.
Драться с ударником, который умеет нокаутировать, и драться с бойцом, который работает без нокаутирующего удара, более серийно, на очки, это, конечно, совершенно разные вещи. Это одна из причин того, почему многие американские бойцы пытаются попасть в более низкие весовые категории. Там возможность пропустить нокаутирующий удар значительно меньше, чем в более высокой категории, ведь все зависит от веса.
− Александр, кто из твоих оппонентов был самым бьющим? Кто запомнился тебе именно своими ударами?
− Ну, сложно сказать. Голова гудела всегда одинаково (смеется).
− У тебя не было ощущения, что вот именно этого бойца тебе приходится опасаться больше всех?
− Да, было. Ну, наверное, Хейл был последним из моих оппонентов, кто, в принципе, неплохо владеет ударом и может сильно ударить. У него удар достаточно неприятный, длинный, особенно правой рукой. В принципе, у Дениса Гольцова тоже жесткий удар. Он примерно моего роста, и он тоже жестко бьет. Мне с ним пришлось свести всю работу к работе в стойке, либо, если он бил, я разрывал дистанцию, чтобы не попадать под его удар. И Ибрагим Магомедов тоже достаточно сильно бил.
− Психологически «подгружает», когда оппонент бьющий?
− Конечно, психологически сложнее выступать с бьющими бойцами. С «ударниками» до боя волнение было больше, потому что ты предполагаешь, что он может сделать, какой может нанести тебе урон. Во время поединка становится уже понятно, какой он «ударник», нужно ли с ним бороться или, может быть, нужно работать в дистанции или в клинче.
Конечно, всегда есть опасения перед боем, когда работаешь с «ударниками». Но бывает, что у твоего оппонента одни нокауты, а выходишь с ним на поединок и понимаешь, что он очень плох в «ударке», скажем так, мне попадались такие оппоненты, но некоторый страх перед такими поединками ты все равно испытываешь, такие волнительные ощущения, ведь непонятно, как он может себя проявить.
− Похожие мысли высказывал и Саша Шлеменко, что когда с панчером выходишь, конечно, «нервяк» совсем другой.
− Да, с этим сложно не согласиться.
− Как ты относишься к турниру «Панчер»? Интересно – неинтересно?
− Интересный, конечно, турнир.
− Тебе самому-то было бы интересно узнать, кто бьет сильнее, например, каратисты или боксеры?
− Ну, здесь сложно именно технически сравнивать, кто бьет сильнее – каратист, или боксер, или таэквондист. Здесь все-таки от человека многое зависит. Потому что зачастую мастера, которые вырастают в определенных школах, подстраивают под себя технику, то есть они бьют так, как удобно им, абстрагируясь от техники школы.
Люди, которые уже достигли определенного уровня в спорте, и которых можно считать представителями спорта, зачастую подстраивают под себя технику и находят для себя какие-то более оптимальные удары. У них обычно бывают какие-то коронки, которые они делают именно под себя, относительно каких-то своих параметров, так, как им удобно. Ну, и технику они под себя «затачивают».
Конечно, техника школы прослеживается, но она в основном обусловлена правилами соревнований, которые проводятся в этом виде спорта. А вообще я думаю, что для мужчины очень важно то, как сильно он может ударить. Это всегда пригодится и в жизни, и в спорте.
− Мы проводим турнир в котором участвуют люди из разных видов спорта.
− Ну, да. Это в том числе очень хорошая возможность попробовать себя тем, кто по тем или иным причинам не может участвовать в контактных соревнованиях. К примеру, у человека очень плохое зрение, и ему нельзя получать по голове, но очень хочется поучаствовать, и вот ваш турнир как бы прямо для него. Для «ударника» это хорошая возможность проявить себя. Я считаю, что это интересно и достаточно ново.
− А тебе самому было бы интересно стукнуть по мешку, узнать, как ты бьешь?
− Я знаю, что я слабо бью (смеется).
− И руками, и ногами?
− Ну, скажем так, я больше рассчитываю на время удара, на момент нанесения удара, чем на его силу. Конечно, было бы интересно поучаствовать. Я не боюсь кому-либо проиграть, я просто реально оцениваю свои возможности. Выступают очень хорошие «ударники», профессиональные боксеры, на таком уровне, конечно, у нас разница в ударе руками будет большая. А вообще все относительно. Для кого-то я бью сильно, для кого-то слабо. Я знаю, что мне еще надо развиваться, тренироваться, и я чувствую, что можно силу моего удара увеличить во много раз.
− Когда я показал этот турнир Монсону, а затем его тренеру по «ударке», Поли, и Кенни Гарнеру, они в один голос сказали, что очень интересно было бы использовать этот мешок именно в процессе тренинга, для того чтобы по результату корректировать технику нанесения удара. Ведь можно достаточно объективно оценивать результат своей работы.
− Здесь все зависит еще и от того, в какой форме ты находишься, то есть можно в один день ударить так, а в другой совсем по-другому. Опять же, здесь сложность соревнования, наверное, в том, что у каждого свой коронный сильный удар. Кто-то, допустим, умеет бить ногами, кто-то не умеет. В ногах мышцы больше, и можно сильнее нанести удар, чем руками.
− А у нас три разные версии, и в каждой из них отдельные соревнования. Есть соревнования по силе удара ногами, есть по силе удара кулаком, где можно бить передней поверхностью кулака, как разрешено в боксе, и отдельная третья версия – это удары руками в свободном стиле, где нельзя бить кулаком, а можно ударить любым другим способом – предплечьем, локтем – как угодно. То есть у нас три раздельных направления, и в каждом из них соревнуются люди. Те, кто бьет ногами, соответственно, соревнуются только с теми, кто бьет ногами, и они не соревнуются с теми, кто бьет руками. Это как бы разные соревнования.
− Ну, да, такой европейский вариант соревнований. Например, в Японии, на Востоке силу удара проверяют всякими досками, кирпичами. Они самурайские мечи проверяли тем, что рубили ими бамбук. То есть у вас как бы такой европейский вариант, интересное тестирование себя, и можно его использовать и тренировочном процессе, и в соревнованиях.
− Пользуясь случаем, приглашаю тебя. Если будешь в наших краях 28 июля, заезжай, прими участие. Будем рады тебя видеть.
− Если получится, обязательно приму участие.
− Я был бы рад этому. Ну, что, спасибо тебе, Саша.
